Э. ДРЕЗЕН. Пути оформления и распространения международного языка. Известия Ц. К. СЭСР, № 1-2, январь-февраль, 1928, стр. 1-11.
E. Drezen. Vojoj de formiĝo kaj de disvastiĝo de la lingvo internacia. - La autoro sur bazo de la historio de lingvo-evoluo ĝenerale kaj speciale sur bazo de la historio internacilingva - esploras estontan vojon de la formiĝo de Lingvo Internacia. Klarigante esencon de la Lingvo Universala kaj de la Lingvo Internacia, li analizas la multonombrecon de nuntempaj proektoj de L.I., iliajn komunajn kaj diferencajn ecojn kaj kauzojn de Esperanto-disvastiĝo. La autoro starigas tezon, ke Lingvo Internacia devas esti rezulto de kolektiva laboro de ĉiuj interesantoj por L.I. Ĝuste pro tiu kolektivisma esenco de sia evoluo - Esperanto ne estas minacata de aliaj konkurantaj sistemoj. Konklude estas donata skizo, kiamaniere la autoritataj kaj sciencaj organoj povus helpi kaj antauenpuŝi la mondlingvan movadon.
Вопрос о том, что общее развитие человеческих отношений и человеческой культуры обусловливает неизбежность появления и утверждения всеобщего единого языка, является бесспорным. Также бесспорно вытекает из всего имеющегося опыта языкового развития, что уже сейчас вполне возможно конструировать и практически пользоваться некоторым международным вспомогательным языком. Возможность создания такого вспомогательного языка отнюдь не означает, что этот новый язык смог бы вытеснить существующие национальные природные языки. Эти языки останутся существовать, будут жить и развиваться вплоть до тех пор, пока не исчезнут последние границ и отличия между отдельными народами, материальными и экономическими формами и условиями их существования.
Но наряду и параллельно с природными языками может и будет существовать язык вспомогательный международный, предназначенный для международного общения тех лиц, которые в таковом общении имеют нужду. Только после исчезновения природных национальных языков и после утери ими практического значения в повседневном обиходе — вместо вспомогательного языка — утвердится язык единый, всемирный.
Трудно предвидеть те пути, по которым пойдет языковое строительство в ту грядущую отделенную от нас эпоху, когда методы хозяйства и производства станут едиными на всем земном шаре.
Предвидеть эти пути так же трудно, как трудно предвидеть во всех их деталях все возможные формы человеческих отношений в грядущую эпоху коммунизма.
Также трудно предвидеть, каким образом — существование вспомогательного международного языка, как предпосылка к грядущему всеобщему языку, — отразится на формах возникновения и на оформлении будущего всемирного языка.
В этом вопросе ясно только одно, что само по себе существование международного языка бесспорно должно ускорить организационное закрепление известных форм этого грядущего всеобщего языка.
Но поскольку вопрос о всемирном языке в настоящее время является вопросом отдаленного будущего и вряд ли может представляться для нас актуально интересным, — мы можем ограничиться рассмотрением вопроса более срочного и животрепещущего, о путях предстоящего оформления международного языка, закрепления его языковых форм и его распространения.
Выводы о возможных путях развития и распространения международного языка — мы можем получить из имеющегося опыта языкового строительства в прошлом и из тех, наукой еще мало проработанных фактов, которые нам даёт обладающая уже трехсотлетней давностью история попыток создания искусственных всемирных и международных языков.
Язык является некоторой надстройкой над существующими экономическими и производственными отношениями и служит целям взаимопонимания круга лиц им владеющих и им пользующихся.
Это положение сохраняет в равной мере свою силу как для языков национально-природных так и для языка международного.
Язык-надстройка должен обладать не только простотой и доступностью, облегчающими его усвоение, но и известным соответствием культурному уровню той среды, которая данным языком пользуется.Вряд ли возможно говорить о языке орудии как о орудии чисто механическом.
Если бы это было так, то раз усвоенный язык не подвергался бы дальнейшим изменениям в сторону большей трудности и больших неправильностей построения.
Между тем мы видим, что в истории развития языков сплошь и рядом более простые, более доступные формы заменяются формами более сложными, менее доступными. Это происходило потому, что усложненные формы соответствовали в большей мере изменившейся материальной производственной обстановке, а значит и изменившейся психологической установке лиц, пользующихся данным языком.
Формы языка — орудия взаимопонимания всегда являлись результатом их соответствия известным производственным соотношениям и известному культурному уровню, результатом некоторого молчаливого, подчас неосознанного соглашения между членами коллектива пользующегося данным языком. Материальные производственные условия, на базе которых развивались человеческие отношения и строилась коллективная культура человечества, — в первую очередь определяли большее или меньшее расширение круга лиц пользующегося данным языком.
Больший круг лиц с более широкой производственной базой и с более разносторонними интересами, пользующийся общим языком, неизбежно обуславливал не только большее обогащение языка, но и соответственное изменение его форм, замену одних менее стойких форм другими — более стойкими. Всякие попытки насильственного сохранения менее стойких форм и насильственного преодоления более подходящих для данных условий форм—другими менее подходящими всегда и везде терпели неудачу. В этом отношении убедительны примеры неудачных попыток сохранения: 1) древне-славянского языка православной церковью и 2) петровского канцелярского стиля речи — царской бюрократией.
Поскольку невозможно предусмотреть в деталях все возможные наиболее стойкие и наиболее подходящие для коллективного пользования формы языка, постольку до тех пор, пока сама жизнь и производственные отношения не улягутся в совершенно четкую и стройно систематизированную систему, — до тех пор в области реального языкового строительства — далеко не все сможет и не все будет определяться предвидениями и пожеланиями даже наилучших ученых языковедов. Эти формы языка определялись и будут пока что определяться реальной жизнью и коллективным предпочтением, оказываемым тем или другим формам всей массой лиц, пользующихся данным языком.
Вследствие этой причины формы «авто» и «калоша» вытесняют и заменяют искусственные — теоретически выдуманные «самоход» и «мокроступ».
Исходя из этих положений, возможно расценивать все имеющиеся попытки создания международных языков. Эти же положения могут облегчить нам предвидение путей дальнейшего развития, пока что наиболее распространенной системы международного языка, эсперанто.
Все попытки создания искусственных языков, построенных не на основе учета объективной обстановки и намечающихся тенденций интернационализации и сближения производственно-материальных форм хозяйствования современных народов и языков: — все искусственные языки, построенные исключительно или по преимуществу на основе личных вкусов и предпочтений отдельных прожекторов и авторов — терпели неудачу, потому что на основе личных предпочтений и симпатий достигнуть согласованного применения более или менее обширным коллективом общих языковых форм не представлялось возможным.
Благодаря этому терпели неуспех и в дальнейшем будут терпеть неуспех все попытки создания письменных всеобщих языков — пазиграфий, с надуманными схемами или надуманными системами классификаций понятий. Благодаря этому были и будут обречены на неуспех все попытки создать априорные философские системы языка, имеющие своей основой те или другие философские концепции, зависящие от индивидуальных взглядов и индивидуального подхода отдельных авторов.
Это же определяет и неуспех всех прочих смешанных систем искусственного языка, сложных и трудных для изучения, с искусственными формами, отличными от форм, присущих современным естественным языкам и общих для всех народов, приобщающихся к современной европейско-американской технике и культуре.
Этим объясняется неуспех и провал Волапюка, достигшего в свое время (1880—1890 г.г.) известного распространения, но впоследствии своими чуждыми не интернациональными формами породившего между своими сторонниками ряд разногласий. Эти разногласия в свою очередь послужили причиной появления ряда других отличных от Волапюка проектов искусственного языка с отличными и в такой же мере искусственными не интернациональными формами.
В отличие от этих спорных искусственных форм — формы интернациональные: атом, телефон, телеграф, аэроплан, агроном, локомотив, эстрада, трибуна и т. д. являются бесспорными, легко усваиваемыми и присущими большинству языков. Эти формы сами по себе исключают всякую возможность замены и вытеснения их какими-либо другими искусственно надуманными формами. На базе этих международных терминов единственно и может строиться международный вспомогательный язык, так как эти термины являются общеизвестными и приемлемыми для наибольшего количества лиц, заинтересованных в настоящее время в появлении международного языка.
Таким образом, уже получается довольно большой запас международных слов и терминов, долженствующих войти в словарь вспомогательного международного языка.
Чтобы эта мысль стала общепризнанной в среде искателей и сторонников искусственного языка понадобилось три века исканий. Нужно было констатировать невозможность осуществления согласованного применения более или менее значительным коллективом искусственного надуманного языка, построенного не соответственно определенным экономическим и историческим отношениям, — а на основе отвлеченных идеалистических воззрений одиночек- утопистов. Потребовался эксперимент с Волапюком и крах этого проекта.
До тех пор, пока не были выявлены и научно обоснованы хотя бы основные вехи предстоящего дальнейшего развития и интернационализации существующих национальных языков, — до тех пор отдельные системы искусственного языка, построенные на основе каких-либо национальных языков, имеющих мировое значение вроде немецкого, французского и латинского — не могли иметь успеха и могли рассматриваться только как случайные не обоснованные и не серьезные эксперименты отдельных авторов.
Этим объясняется общий неуспех и забвение, которое постигло несколько подобных проектов XVII, ХVIII и первых трех четвертей XIX века.
Однако, так как современные нам языки начали подвергаться более или менее решительному интернационализирующему воздействию современной техники и культуры только в течение двух-трех последних столетий, то одних имеющихся международных терминов еще недостаточно для образования всех необходимых конструктивных элементов языка.
Вследствие этого, даже принимая за основу конструируемого международного языка — международные термины современной техники и культуры, у конструкторов новых языковых систем все же оставался достаточный простор для собственного творчества и проявления собственных вкусов и предпочтений.
Вопросы единого алфавита, общей грамматики, выбора той или другой словарной формы для понятия, которому могли иногда соответствовать и два и три более или менее интернациональных термина, вопросы согласования грамматических форм с формами словарными и, наконец, вопросы выбора форм для понятий, в отношении которых интернациональных терминов не имелось вовсе, — все эти вопросы приходилось разрешать с большей или меньшей степенью произвола.
Этим объясняется создание и наличие целого ряда конкурентных между собой проектов искусственных языков, построенных на основе имеющихся интернациональных терминов, и в одинаковой степени пользующихся правом именоваться «языками международными».
Из всех созданных за последние четыре десятилетия аналогичных проектов искусственного языка, общим числом свыше полутораста, достиг наибольшего распространения и практического применения язык Эсперанто. Но существование этого уже реально используемого языка нисколько не пресекает попыток дальнейшего проектирования и пропаганды наряду с Эсперанто и других систем.
В связи с этим по неизбежности возникают вопросы: 1) почему именно система Эсперанто заняла преимущественное положение в среде других языков, 2) является ли система Эсперанто действительно теоретически и практически наиболее совершенной в среде прочих аналогичных проектов, 3) мыслимо ли в настоящее время вытеснение системы Эсперанто какой-либо другой системой международного языка и 4) как следствие предшествующих трех вопросов — заслуживает ли уже существующий Эсперанто внимания, как зародыш будущего общепринятого и общеиспользуемого действительного международного языка.
Попытаемся ответить на поставленные вопросы в возможной мере объективно, исходя из учета уже имеющегося опыта языкового строительства в прошлом, из учета уже имеющейся истории эволюции международного языка вообще и Эсперанто в частности.
Проект языка Эсперанто был опубликован в момент общего подъема интереса к международному языку, в момент когда искусственный и надуманный Волапюк, достигнув уже значительного распространения, начал давать трещины, показывая что для большого коллектива сторонников, согласованное пользование языковой системой, предложенной аббатом Шлейером, является делом весьма затруднительным.
Идеалистической теории автора Волапюка — Шлейера о создании всеобщего языка чуть ли не в порядке божественного наития автор Эсперанто Заменгоф противоставил краткий и вразумительный девиз своей первой книжки: «Чтобы язык был международным мало назвать его таковым». Первый из всех прожектеров всеобщего языка — Заменгоф обосновал в своей книжке возможность и необходимость построения вспомогательного международного языка на основе современных интернациональных технических и научных терминов.
В отличие от Шлейера, вводившего каждое новое понятие и каждую новую форму в свой язык особым единоличным постановлением — декретом, Заменгоф сразу же декларировал, что его язык становится достоянием общества, что он никаких дальнейших прав в отношении развития своего языка и его языковых форм не имеет, и что все интернациональные формы и выражения, встречающиеся в современных культурных языках, — применимы и в языке Эсперанто, независимо от того, входят ли они и число тех 900 основных слов корней, которые образовали первый скромный словарик языка Эсперанто.
Такая несомненно общественная и несомненно в достаточной мере дальновидная и решительно революционная постановка вопроса не могла не обратить на себя внимание в среде всех интересующихся вопросом о международном языке.
Идеалистическим проектам Шлейера и всех его предшественников противоставлялась новая платформа, предусматривающая пути нормального развития международного языка на базе возможно широкого сотрудничества и творчества всего общества или, по крайней мере, всех лиц заинтересованных в данном языке и им пользующихся.
В результате этого отдельные одиночки — сторонники идеи начали понемногу воспринимать идеи Заменгофа и присоединяться к его системе языка.
Более быстрому и повсеместному распространению идей Заменгофа и его языка способствовало, конечно, и то, что в отличие от других проектов искусственного языка — учебники Эсперанто были сразу же изданы на всех важнейших языках Европы.
Одиночки, примкнувшие к Заменгофу и принявшие основные его положения о развитии дальнейших форм языка, начали издавать пропагандную и учебную литературу, переписываться, переводить и писать на Эсперанто, издавать на Эсперанто журналы.
Эти первые попытки практического пользования новым языком носили чрезвычайно скромный характер, но характер не скромнее того, каким обладают первые опыты зарождения письменного и литературного языка у любого народа. Для небольшой кучки первых эсперантистов вполне хватало первых 900 слов-корней Эсперанто, так как из этих 900 корней, благодаря особенностям эсперантского словопроизводства, было возможно производить многие тысячи сложных и производных слов. Только уже впоследствии, в связи с постепенным и чрезвычайно медленным ростом количества лиц, пользующихся новым языком, в связи с постепенным расширением круга вопросов, находящих отражение в эсперантской переписке, речи и литературе,— появлялась необходимость в дальнейшем развитии языка, в увеличении его словарных и грамматических возможностей.
Тогда отдельные эсперантисты обратились к тем международным терминам, пользование которых рекомендовалось и разрешалось Заменгофом, и приспособляли эти термины к общему облику эсперантского языка.
Иногда, таким образом возникали и появлялись одновременно несколько параллельных форм, например, redaktoro и redaktisto. Иногда же, когда подходящего международного термина не оказывалось, пользовались формами, присущими одному или нескольким важнейшим европейским языкам.
Практика дальнейшего пользования одновременно несколькими отличными формами для одного и того же понятия, в связи с интернационально весьма разношерстным составом эсперантистов, приводила к тому, что закреплялись в языке, получали перевес и выживали только формы наиболее подходящие для международного общения. Относительно незначительное количество первых эсперантистов и медленный рост этого количества, связанного общей незначительной литературой и небольшим числом журналов, предоставлял достаточно гарантий и достаточно времени, чтобы могли бы выявиться, окрепнуть и повсеместно привиться именно наиболее стойкие, наиболее подходящие нововводимые формы.
Когда же какая-либо форма становилась общепризнанной, переставала быть единичным случайным явлением в практике пользования новым языком, — тогда эта форма по необходимости вводилась в новые словари и учебники языка. Ограниченный тираж первых словарей позволял и в дальнейшем без особого труда изменять или заменять менее подходящие формы — формами более удобными и более стойкими.
Медленному количественному росту эсперантистов, медленному постепенному охвату пользованием этого языка разнообразных отраслей современной жизни сопутствовало такое же медленное постепенное обогащение языка новыми, необходимыми и предварительно интернационально-испытанными формами.
Вместо словаря 1887 г. с 900 основных корней-слов, в 1905 г. в новом Заменгофском словаре уже имелось свыше 2.500 слов.
В 1917 г. со всеми дополнениями зафиксированными эсперантской Академией число этих слов-корней достигло 4.800. Издающийся же ныне словарь Вюстера содержит уже свыше 18.000 корней необходимых не для текущего житейского обихода, а для выражения понятий, относящихся к отдельным отраслям науки и техники.
Не всегда эти корни закреплялись на языке; но в таком случае в последующих изданиях словарей, которые при дальнейшем росте и распространении языка имели больший тираж, большее распространение и большее значение для самого языка, — эти менее подходящие формы заменялись другими более подходящими и целесообразными.
Так рос и развивался Эсперанто. Медленность и постепенность его распространения, при условии непрерывной международной практики использования языка в интернациональной среде его сторонников, служили в наибольшей степени постепенному развитию языка, постепенному, планомерному целесоответственному пополнению его необходимыми и подходящими для международного общения — интернациональными формами языка.
Теперь перейдем к разбору другого вопроса.
Если, кроме эсперанто, имеются и другие системы международного языка, если все время параллельно с Эсперанто велась неустанная пропаганда других языковых систем, — то в силу каких именно причин система Эсперанто уже в течение тридцати пяти лет занимает среди прочих проектов первенствующее по своему распространению и применению положение?
Является ли в действительности Эсперанто наиболее совершенной теоретически и конструктивно наименее безупречной системой по сравнению со всеми остальными?
На этот последний вопрос необходимо ответить определенно: вряд ли с точки зрения лингвистической стройности и теоретического совершенства система Эсперанто в том первоначальном виде, как она была предложена Заменгофом, лучше и достойнее других систем.
Об’яснение успеха и непрерывного дальнейшего развития Эсперанто следует искать не в каких-то особых теоретических его совершенствах, а в тех привходящих социальных — общественных факторах, которые к счастью для языка Заменгофа — группировали вокруг этого языка медленно, но непрерывно растущий коллектив лиц, пользующихся этим языком, содействующих его распространению и дальнейшему развитию.
Основные принципы, положенные Заменгофом в основу построения Эсперанто безусловно правильны. Это: — 1) интернациональные термины, служащие основой эсперантского словаря, 2) элементарно простая не знающая исключений грамматика; 3) простое и экономное словообразование и 4) простой доступный и логический синтаксис.
Но этими же достоинствами (за исключением разве только одного третьего) обладает также и большинство других проектов искусственных международных языков.
При этом отдельные формы — интернациональные или не международные, позаимствованные у одного или двух из европейских языков, — могут быть, как мы уже говорили выше, в большой или меньшей степени спорными. Также в разных языковых системах могут быть отличными и спорными те или другие грамматические или синтаксические правила, имеющие общую цель — простоты и легкоусваиваемости нового языка. Но эти грамматические, словарные и даже алфавитные отличия, которые присущи современным проектам международного языка, — представляют в общем и целом не больше 10—15% общей суммы необходимого для языка словарного и грамматического материала. Остальной же материал — является общим для всех проектов и всех систем международного языка. И если эти 10—15% языковых отличий и вариаций могли интересовать и привлекать к себе внимание отдельных экспериментаторов и теоретиков международного языка, то вряд ли они могли представлять особый интерес для лиц, имеющих намеренно практически пользоваться международным языком и работать для его повсеместного — возможно успешного и скорого распространения.
Поэтому, несмотря на отдельные вариации и отличные предложения, — сплошь и рядом противоречивые, касающиеся возможных других форм построения международного языка, — большинство лиц желающих им пользоваться постепенно группировались вокруг единственной, достигшей известного практического применения, — системы Эсперанто.
Проект Эсперанто появился как раз в такое время, когда уже имелась некоторая созданная объективными условиями, назревавшей потребностью и развитием Волапюк-движения, группа лиц, заинтересованных в возможности использования международного языка.
Отдельные одиночки-прожекторы еще, то присоединялись к идеям и к системе Заменгофа, то, отрекшись от них, занимались составлением самостоятельных проектов с реформенными предложениями, изменяющими в известных и ограниченных отношениях основной конструктивный материал Эсперанто.
Большинство же, не искушенных теоретиков международного языка, а рядовых сторонников этой идеи, остро ощущавших его потребность и желательность, следуя своему здоровому коллективному практическому чутью — оставалось в стороне от этих реформенных предложений и комбинаций, продолжало пользоваться и соответственно содействовать развитию эсперанто. Одновременно с этим приходилось констатировать, что все современные реформенные проекты международного языка настолько близки друг к другу и настолько мало отличны (10—15%) друг от друга, что при условии если известен один из них, то ознакомление с грамматическими особенностями других проектов сразу же позволяет понимать и все тексты других систем.
Об’ективно расценивая все имеющиеся проекты международного языка с многообразными их отличиями в мелочах — в отношении которых никаких абсолютно и безупречно интернациональных форм пока что не имеется, приходится констатировать, что нет судьи и невозможно найти судью, который мог бы рассудить этот теоретический спор разных систем, избрать наиболее правильные и подходящие формы международного языка.
Всякое суждение такого порядка было бы по неизбежности и значительной своей степени отвлеченно—рассудочным, не подкрепленным достаточными, всех убеждающими доказательствами из практики языкового строительства в прошлом.
Но если ученые-теоретики и специалисты не могут прийти к соглашению об окончательных теоретически наиболее предпочтительных формах международного языка, — то практическое строительство нового языка идет своими собственными путями. В процессе коллективного творчества языка всеми пользующимися им и имеющими в нем нужду — устанавливаются по-видимому наиболее удобные и подходящие формы, которые вслед за тем явочным порядком регистрируются и заносятся в соответствующие словари.
До сих пор все существующие языки создавались или во всяком случае окончательно оформлялись только как продукт коллективного творчества лиц имеющих в их нужду.
Вряд ли имеются какие-либо основания делать в этом отношении какое-либо исключение и для международного вспомогательного языка.
Вряд ли возможно полагать, что создать такой язык со всеми необходимыми формами, приспособить его к пользованию и отшлифовать в нем отдельные невязки и шероховатости возможно в порядке кабинетной работы, одного или нескольких лиц, — даже наивиднейших ученых и специалистов.
Язык может быть окончательно оформлен и утвержден не в порядке создания или выбора тех или других его образующих элементов, частиц, слов и т. д., — а исключительно коллективным тренажем и опытом лиц им пользующихся.
Этим путем развития и распространения пошла система Эсперанто. Быть может этот путь не всегда был самым прямым, но этот путь приучил к языку, освоил с ним целый коллектив — тысячи человек им пользующихся.
Язык Эсперанто прошел пути эволюции развития и обогащения по существу сходные с подобными же путями, пройденными всеми естественными языками.
Отличие Эсперанто от естественных языков при этом заключалось в том, что Эсперанто — язык не природный, вспомогательный, второй для всех знающих его — был языком по преимуществу письменным, книжным — и, конечно, не народным. Но и эта большая связь форм языка не с изустным употреблением, а с литературой, с книгой была положительным фактором, так как гарантировала язык от распада на отдельные диалекты, и в действительности диалектов, признаков распада и дифференциации в медленно распространявшемся Эсперанто — ни в письменной, ни в разговорной его форме нет.
Все больший количественный рост эсперантистов и соответственно растущее практическое применение Эсперанто привлекает все большее количество лиц заинтересованных в международном языке — к делу коллективного творчества нового международного языка.
Медленный и долгий, далеко еще не оконченный путь развития международного языка — прошел язык Эсперанто, следуя основным вехам намеченным Заменгофом.
Группа идеалистов — первоначальных сторонников международного языка — постепенно выросла в многотысячную массу пользующихся этим языком во многих отраслях повседневной жизни и повседневного обихода. За последнее время Эсперанто обнаруживает тенденции все большего проникновения именно в рабочие массы, в толщу людей, которые больше всего и острее всего чувствуют потребность в орудии международного общения, которые овладевают этим орудием и пользуясь им, приспособляют его к своим потребностям, возможностям и навыкам.
Это происходящее все большее внедрение Эсперанто в широкие массы трудящихся — по-видимому окончательно закрепляет общее направление развития международного языка, который постепенно и понемногу из языкового скелета, предложенного Заменгофом, превращается все в более живой, многогранный и богатый язык, постепенно и все лучше приспособляющийся ко всем потребностям современной техники и культуры.
Факт одновременного с Эсперанто существования ряда других проектов международного языка — вызывает сплошь и рядом сомнение — возможно ли вообще достигнуть соглашения в отношении тех спорных отличий, которые характерны для отдельных проектов и систем.
При этом, обычно, совершенно забывается, что совокупность всех возможных языковых отличий и вариаций в современных системах международного языка представляет не более 10—15% основного необходимого грамматического и словарного языкового материала. Также забываются или недостаточно учитываются пути коллективного развития и творчества Эсперанто.
В свете же этих обстоятельств, с точки зрения дальнейшего языкового строительства и возможностей выбора подходящих языковых форм, — приходится признать, что все попытки создания отличных вариантов международного языка на базе современных интернациональных терминов, — что все эксперименты и опыты отдельных прожектеров и авторов в этом отношении — являются только вкладом в дело коллективного творчества будущих форм международного языка. С этой точки зрения прочно системы международного языка объективно облегчают выбор материала и подготовляют материал для пополнения элементов Эсперанто в тех областях и в тех отношениях, в которых это представляется необходимым.
Также и отдельные группы сторонников других систем международного языка — быть может 1.000 или 2.000 организованных сторонников Идо—так называемого реформ — эсперанто, 200—300 организованных сторонников модернизованной латыни — интерлингвы — объективно своими опытами и практикой своих языковых систем, если и смогут достигнуть для своих систем известного уровня развития и распространения, то в этом случае этими своими опытами они только укажут новые приемы решения проблем языкового строительства. Эти приемы, в случае нужды, сможет испытать и испытает также и международный коллектив эсперантистов, строящий и обогащающий свою систему международного языка.
Поскольку эсперантисты не представляют из себя какой-либо замкнутой фракции в среде прочих — даже немногочисленных сторонников других систем международного языка, поскольку работы и опыт языкового строительства этих сторонников других систем — знаком многим из эсперантистов и ими учитывается, — постольку мы видим, что все лучшее и все возможное из других систем переносится и в практику Эсперанто, и там практически либо закрепляется, либо отметается как ненужное, излишнее и не соответственное.
Таким образом, например, некоторые научные терминологии, разработанные для системы Идо — и не имевшиеся для Эсперанто,— в Идо использованы не были за отсутствием соответствующей специальной литературы; в Эсперанто же эти терминологии были практически применены и использованы. Незначительные изменения формы отдельных терминов определялись при этом исключительно необходимостью приспособить некоторые из этих терминов к общему облику и характеру языка эсперанто. Этот путь пересадки лучшего из одних систем в другие, конечно, не исключен и для Идо, интерлингвы и т. д.; но практически только более значительно используемое Эсперанто могло воспользоваться этим способом для своего обогащения.
Иногда сторонники других систем обнаруживают тенденции обвинять эсперантистов в плагиатах, использовании элементов и форм других систем международного языка.
Но говоря по существу, это — не плагиаты, а только своеобразное и полезное для данной формы международного языка — коллективное использование опыта и достижений как отдельных одиночек-искателей, так и отдельных групп — сторонников других вариантов международного языка.
Таким образом, наличие других систем международного языка до сих пор не явилось и вряд ли явится угрозой и тормозом для дальнейшего строительства и развития Эсперанто. Существование же этих систем и опыты с ними могут дать известную пользу как раз для дальнейшего коллективного творчества над системой Эсперанто.
Так обстоит дело с работами и проектами отдельных авторов международных языков, не нашедших сторонников и практического применения. Но быть может те некоторые проекты, которые как никак, а хоть небольшую группу сторонников имеют (ведь и Эсперанто, когда-то имело незначительное число сторонников), — эти проекты, быть может, на ближайший период могут рассчитывать на дальнейший рост, на постепенное оттеснение эсперанто с завоеванных позиций? Вряд ли, однако, возможно ожидать подобного явления.
Единственные две, уже упоминавшиеся нами системы, обладающие некоторым количеством сторонников это: 1) Система реформированного Эсперанто-Идо и 2) система модернизованной латыни «Интерлингва». Другие системы — за исключением их собственных авторов — почти что и не имеют сторонников вовсе.
Первая из них появилась в 1908 г., была создана рядом ученых теоретиков, полагавших, что некоторые реформы и исправления Эсперанто, взятые из других систем международного языка смогут в значительной мере ускорить темп развития и распространения Эсперанто. Такое предположение авторов Идо основывалось на явном неучете общего характера коллективного строительства языка Эсперанто, а также и на идеалистическом — определенно анти-коллективистском подходе к вопросу о языке, допускающем возможность единоличного его конструирования и единоличного направлении его развития.
Авторам Идо — удалось отколоть от тогдашнего (1908 г.) эсперанто-движения не свыше 10% общего числа его сторонников.
С тех пор, с момента появления проекта Идо — прошло двадцать лет. И за это время общее соотношение количеств сторонников обоих систем Эсперанто и Идо — изменилось во всяком случае не в пользу Идо. Не только количественный, но и относительный рост Эсперанто-движения значительно превысил подобный же рост Идо-Движения.
Те, сравнительно весьма приближенные статистические учетные данные, которые нам известны — скорее всего показывают, что даже количественно — по сравнению с первыми годами своего появления — Идо-движение не выросло.
Это не означает, что Идо — вовсе не вербует себе новых сторонников. Таковые, конечно находятся. Но большинство новых интересантов международным языком присоединяются все же к более распространенной и практически более целесообразной системе Эсперанто.
Коллективный дух строительства Эсперанто удерживает большинство присоединяющихся к этой системе — и в дальнейшем только относительно незначительное количество одиночек отходят от Эсперанто, увлекаясь теоретическими исканиями других якобы более совершенных и сразу же устанавливаемых форм, языку быть может в данный момент и не нужных, неиспытанных и не проверенных практическим их использованием. Идеалистическая концепция строительства языка — не в порядке опытного экспериментирования, а в порядке декретирования о введении определенных новшеств и изменений — отнимает у Идо-движения тот дух коллективистского языкового строительства, которым проникнуто Эсперанто.
Следствием этого является значительное число прожекторов — искателей новых форм международного языка, отходящих от Идо. В то же время ряд идистов в итоге практического сопоставления достижений обоих систем международного языка примыкает к системе Эсперанто.
Так тянулся в течение двадцати лет опыт безуспешной попытки конкуренции Идо с развивающимся на возможно широкой общественной базе Эсперанто.
За последнее же время относительно небольшое движение Идо — обнаружило вполне отчетливые тенденции распада. Последним всемирным поголовным голосованием всех идистов, в котором принимало участие до 400 сторонников этой системы — около 2/3 голосующих высказались против дальнейших преобразований языка в порядке индивидуального творчества и декретирования реформ Идо-академией. Остальная же 1/3 потребовала дальнейших реформ, дальнейшей дискуссии о тех или других предпочтительных формах международного языка. Таким образом, и в среде идистов привлекает все большее внимание идея постепенного развития языка на основе коллективного сотрудничества, а не «академического декретирования».
Творя свое дело, в поисках возможно более совершенных языковых форм, будя в известной степени творческую мысль сторонников Эсперанто, заимствующих кое-что у системы Идо, — идисты до сих пор не смогли и вряд ли на основе своих идеалистических концепций смогут добиться в дальнейшем успеха для своего проекта или для своих проектов. Относительно незначительное число идистов и ограниченная база его использования не позволит Идо — даже при полном усвоении новых методов коллективного творчества — обогнать Эсперанто или сравниться с ним в областях практического использования и применения. Не лучше чем с Идо, обстоит и с системой Интерлингва.
В отношении этой системы, появившейся в 1903 г. и организационно оформившей своих сторонников в 1909 г., следует указать на совершенно отличную среду и совершенно отличные идеи, питающие движение в пользу Интерлингвы. Эта система имеет в настоящее время до 200—300 сторонников из среды ученых, латинистов, католических священников и т.д. Две трети из общего числа интерлингвистов находятся в пределах Италии.
Кадры интерлингвистов образуют ученые, владеющие древнелатинским языком и полагающие, что для построения международного языка достаточно взять существующие научные терминологии, построенные на основе этого языка. Недостающие же в этих терминологиях слова общего пользования—сторонники Интерлингвы предлагают брать в тех формах, какие соответствуют данным понятиям в словарях классической древней латыни. Соответственно характеру своего строения система Интерлингвы, ограничивая возможности выбора своего словарного материала одним латинским языком, вместе с тем считает совершенно излишним и вредным суровое теоретическое регламентирование языковых форм, каковое проводится в системе Идо.
Интерлингва обнаруживает тенденцию обогащаться и развиваться — правда, чрезвычайно медленно — соответственно общему числу своих сторонников, следуя том же путем как и Эсперанто. Следуя этим путем, но стесняемая теоретическим декретированном предпочтительных форм языка, при наличии ряда привходящих благоприятных обстоятельств Интерлингва, быть может, смогла бы достигнуть и большего развития и распространения, если бы только у этой системы имелась другая целевая установка, если бы по своему характеру и по мысли своего инициатора проф. Пеано, — она по предназначалась для исключительного обслуживания кругов ученых и классиков.
Несомненная трудность алфавита и сложных форм устарелой латыни, отсутствие простой схематичной, легко доступной для широких кругов грамматики — исключают возможность использования этой системы широкими кругами интересантов.
Развиваясь дальше система Интерлингва все же останется по неизбежности только языком для ученых. Язык же одних ученых никогда не сможет стать языком широких масс. Скорее уж язык широких кругов, приспособленный к их нуждам и потребностям, развиваясь далее — станет впоследствии и языком ученых. Этот последний — отличный от Интерлингвы путь развития — проходится языком Эсперанто.
Таким образом, мы видим, что два единственных более или менее реальных конкурента Эсперанто — «идеалистическое» Идо и «ученое» Интерлингва — не смогли и не смогут достигнуть того, что достигнуто и осуществленно языком Эсперанто — его методом коллективного творчества и строительства.
Все нами указанное в отношении этих двух проектов — относится и ко всем тем возможным их вариациям, которые смогли бы собрать вокруг себя известную группу своих сторонников и попытались бы вести самостоятельную пропаганду своих идей.
Констатировав, что вряд ли конкуренты Эсперанто нормально развиваясь смогут вытеснить его и занять его место, нам нужно ответить еще на один вопрос. В случае если мы признаем за каким-либо проектом, быть может тем же Идо или Интерлингва, какие-либо особые достоинства — не возможно ли декретом свыше, постановлением какого-либо авторитетного органа — толкнуть вперед его развитие и распространение, прекратив тем же способом дальнейшее развитие Эсперанто? Пожалуй, что известным решением соответствующего авторитетного органа, конечно, возможно было бы затормозить дальнейшее распространение Эсперанто, но для окончательной ликвидации языка, обладающего уже тысячами книг и десятками, журналов, необходимо убеждение и согласие лиц, пользующихся данным языком и находящих в этом пользовании определенный для себя смысл.
Любая система международного языка, получившая поддержку и одобрение соответствующей авторитетной организации, не сможет, конечно, сразу же превратиться в полноценный язык, которым бы владело и которым бы пользовалось значительное число лиц и тем более широкие массы.
Путь развития любой системы и ее превращения в действительный язык — должен был бы совпадать с медленным путем развития и постепенного оформления посредством непрерывного тренажа и совершенствования, который частью уже пройден и который продолжает проходиться системой Эсперанто. Если при этом не оказалось бы пресеченным дальнейшее пользование языком Эсперанто и его дальнейшее распространение, — то всякая новая система, отличная от Эсперанто по необходимости только на 10—15%, будет обречена на то, чтобы плестись за Эсперанто и отставать от него, как в количественном отношении числа лиц владеющих языком, так и качественно в отношении совершенства и соответствия достигнутых форм.
Подтверждение того, что все могущие появиться в будущем проекты будут отличаться от Эсперанто не больше, чем на 15%, а даже меньше, — мы должны видеть в непрерывно продолжающемся процессе интернационализации форм всех существующих языков. Этот же процесс все большей интернационализации свершается и в языке Эсперанто.
Поэтому, вероятнее всего, что отличия в будущих проектах и в Эсперанто будут все уменьшаться, а не возрастать.
Если же, наконец, даже допустить, что вследствие постановления какого-либо достаточно мощного и авторитетного органа — новая система международного языка, для которой будут заранее заготовлены все необходимые учебные пособия, словари и т. д., — сразу же и в многих местах начнет изучаться большими количествами — не связанных между собой лиц, в этом случае, благодаря имеющимся отличиям в общественной и производственной установке отдельных лиц, мало вероятно, чтобы язык, — насажденный таким быстрым путем и не проходящий обычные пути нормальной и постепенной эволюции, обуславливаемыми сущностью языка, чтобы такой язык — не обнаружил бы тенденции распада на отдельные диалекты, используемые отдельными не связанными или мало связанными между собой группами лиц.
Самым же существенным доводом в пользу невозможности или во всяком случае, большой затрудненности выбора, предпочтения и рекомендации каким-либо авторитетным органом не Эсперанто, а другой системы для роли международного языка — является то, что при нынешнем состоянии науки о языке — невозможно вынести, как мы уже говорили, точное, бесспорное и всех удовлетворяющее решение об преимуществах тех или других языковых форм, которые в общем могут сделать новую систему интернационального языка отличной от Эсперанто все же только на 10—15%.
Эти положения сохраняют свою силу также и для возможного случая, когда оказались бы выбранными и предпочтенными ныне кое-как и кое-кем используемые системы — Идо и Интерлингва. Опыт и практика вовсе не говорят, что формы этих систем и способы их развития являются более удобными и приемлемыми, чем общий ход развития Эсперанто, к тому же совпадающий с нормальным ходом развития существующих естественных языков.
Теперь на основе всего вышесказанного нам остается сделать несколько выводов относительно тех мер и приемов, посредством которых, признавая необходимость и возможность международного языка, мы могли бы содействовать его дальнейшему развитию и распространению:
1. Невозможно насильственно плодить и насаждать какую бы то ли было систему международного языка, в том числе и Эсперанто. Вся сила его развития, одновременно гарантирующая сохранение единства его форм, — обусловливается именно постепенностью его распространения и постепенным его проникновением во все отрасли современной жизни, причем проводниками этого распространения и внедрения являются лица, овладевшие сущностью этого языка и проникшиеся ею в результате, ощущаемой ими потребности и собственного их желания.
Поэтому руководящая, марксистки мыслящая часть так называемого рабочего эсперантского движения, считает нецелесообразным насаждение Эсперанто сверху и в этом отношении ставит свою ставку главным образом на низовую самодеятельность, на творчество рядовых представителей масс — и в первую очередь масс трудящихся.
2. Вместо принудительного насаждения какой-либо системы международного языка, соответствующие авторитетные органы могли бы, исходя из объективной оценки и признания правильности путей развития Эсперанто, оказывать данному движению моральную поддержку, официально признавал за ним право применения и использования — наравне со всеми прочими языками и допуская, где это возможно, факультативное необязательное его изучение.
Подобная моральная поддержка могла бы в значительной мере ускорить распространение международного языка и дальнейшее его развитие, в то же время не ускоряя чрезмерно это распространение, что могло бы явиться угрозой единству форм нового языка.
3. Одновременно с этим могло бы в значительной мере содействовать общему развитию международного языка и известному выправлению путей этого развития — соответствующее изучение вопросов и путей его развития — соответственными учеными организациями.
При этом выводы и предложения надлежащих авторитетных учреждений могли бы доводиться в виде пожеланий и советов до сведения лиц, пользующихся международным языком. Дальше уже сама практика и опыт коллективного творчества нового языка — содействовали бы кристаллизации и закреплению подходящих форм, выпадению форм не подходящих, не соответственных и замене их формами более целесообразными.
Таковы те общие заключения, которые возможно сделать на основе ознакомления с общими путями языковой эволюции и в частности с историей попыток создания международного искусственного языка.
Необходимо, чтобы творческая марксистская мысль, изучив эти вопросы, — сделала бы из этого должные выводы и не обходила бы вопрос о международном языке молчанием, как обходят его (по незнанию) до сих пор большинство социологов.
Пока что сами массы в лицо своих рядовых представителей — сторонников международного языка — пытаются подойти к практическому решению данного вопроса, представляющему для будущего общества огромную важность.
Нужно содействовать этому коллективному творчеству нового языка, а не относиться к нему безучастно и безразлично.